Томаш Тенгели-Эванс рассматривает историю национализма, скрывающуюся за расистскими ужасами Китая.
Мало кто говорит об уйгурах, до миллиона из них заключены в лагеря для интернированных в провинции Синьцзян на северо-западе Китая.
Режим Коммунистической партии (КПК) заявляет, что ее сеть лагерей для заключенных является «добровольной» и предлагает преимущественно уйгурским мусульманам образование для борьбы с «экстремизмом» и «терроризмом».
Однако просочившиеся документы показывают программу тюремного заключения и идеологической обработки.
Они включают одну памятную записку, в которой чиновникам лагеря говорится «обеспечить полное видеонаблюдение за общежитиями и другими помещениями без слепых зон», «никогда не допускать побегов» и «усилить дисциплину и наказания за нарушения поведения».
Лагеря являются частью системы расистских репрессий, начавшихся в 2017 году.
Целью китайского государства является подавление уйгурского языка, традиционной культуры и любых претензий на национальное самоопределение. И, что характерно, меморандум призывает чиновников «сделать исправительное изучение мандаринского языка своим главным приоритетом».
Другие меры включали запрет на использование «экстремистских» мусульманских имен, таких как Медина и Саддам. Детей с такими именами нельзя зарегистрировать, то есть им отказывают в здравоохранении и образовании.
Этот ужас - лишь последняя глава за 100 лет угнетения уйгуров китайским государством. Его корни лежат в том, как государство стало полагаться на национализм в 20 веке.
Вплоть до XIX века не существовало понятия «китайская нация». Это изменилось в ответ на европейский и японский империализм. Часть среднего класса начала рассматривать национализм как способ мобилизации поддержки, чтобы избавиться от иностранного господства.
Они говорили о том, как все народы Китайской Империи стали единым целым благодаря «великому слиянию».
В 1911 году серия народных восстаний вытеснила цинскую монархию. Новую Китайскую Республику возглавила националистическая партия Гоминьдан. Она боролась за то, чтобы выковать современное китайское государство из хаоса провинциальных полевых командиров.
Тем временем большая часть уйгуров была привлечена к тюркскому национализму во главе с «джадидами». Это было исламское реформаторское движение, которое говорило о современном развитии и единстве тюркских народов Центральной Азии.
На протяжении 1930-х годов Китай раздирала гражданская война между Гоминьданом и КПК.
Коммунисты официально признали право народов на национальное самоопределение. Уйгуры поднялись и создали Республику Туркестан в 1933 году, а затем снова в период с 1944 по 1949 год.
Когда КПК пришла к власти во время Китайской революции в 1949 году, разговоры о самоопределении быстро прекратились.
Революция была не социалистической, при которой к власти должен прийти рабочий класс, а националистической революцией против феодализма и империалистического господства.
Чтобы построить современное государство, КПК опиралась на смесь фальшивой марксистской риторики и китайского национализма. По мере того как режим КПК открылся глобальному капитализму в 1980-х годах, он все больше и больше полагался на национализм.
Наряду с впечатляющим ростом экономики растет недовольство неравенством. Быстрая индустриализация породила большой рабочий класс - социальную силу, которая может угрожать правлению КПК.
Китайское государство ответило стремлением к централизации, включая подавление отдельных национальных и этнических идентичностей.
Западные страны - во главе с Дональдом Трампом - лицемерно критиковали Китай за обращение с уйгурами.
Но Трамп и другие западные правительства не меньше виновны в жестоком расизме и поддержке репрессивных режимов в мире.
Реальная альтернатива заключается в борьбе китайского рабочего класса против режима и признании права уйгуров на самоопределение как части более широкой борьбы за социальные перемены.